Новости
 О сервере
 Структура
 Адреса и ссылки
 Книга посетителей
 Форум
 Чат

Поиск по сайту
На главную Карта сайта Написать письмо
 

 Кабинет нарколога _
 Химия и жизнь _
 Родительский уголок _
 Закон сур-р-ов! _
 Сверхценные идеи _
 Самопомощь _


Лечение и реабилитация наркозависимых - Нарком рекомендует Клинику

Лечение и реабилитация больных алкоголизмом - Нарком рекомендует Клинику
Решись стать разумным, начни!



Профилактика, социальная сеть нарком.ру





О нравственном превосходстве Шарикова над профессором Преображенским

 
> Сверхценные идеи > Глас народа > О нравственном превосходстве Шарикова над профессором Преображенским

Еще раз о том, что мы в ответе за тех, кого приручили и об относительности истин.

С. Носов

Общеизвестно: даже обыкновенное изменение пола требует помимо клинической операции особых мер по психологической и социальной адап­тации индивидуума. Здесь же мы имеем дело не с изменением пола, а с более драматичной метамор­фозой - изменением биологического вида. Без про­думанной программы адаптации, как психологи­ческой, так и социальной, переход из состояния «собака» в состояние «человек», естественно, не­возможен. Однако никакой программы у Преобра­женского не было и быть не могло, он просто бе­зответственно самоустраняется от участия в судь­бе произведенного им на свет Шарикова.

Более того, профессор открыто выражает свою незаинтересованность в том, чтобы человек Шариков забыл свое собачье прошлое. «Не забывай­те, что вы... так сказать, - неожиданно явившееся существо, лабораторное», - втолковывает профес­сор вполне разумному уже человеку, единственное прегрешение которого заключается в том, что он захотел получить человеческие документы.

Чем ярче проявляется индивидуальность Шари­кова, чем быстрее формируется его характер, тем большее раздражение вызывает Шариков у про­фессора мне операцию Преображенского. Но нет у вивисектора ответа на справедливые упреки подопытного: «Раз­ве я просил делать?.. Ухватили жи­вотную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на опера­цию не давал».

И ведь верно - не давал. Преображенский нена­видит уже за то Шарикова, что он оказывается спо­собным задуматься о юридической стороне своего положения: «Я иск, может, имею право предъявить».

В любой цивилизованной стране иск Шарикова был бы удовлетворен, профессор по гроб жизни выплачивал бы компенсацию за моральный и фи­зический ущерб. Странно, что гордящийся своей буржуазностью Филипп Филиппович Преображен­ский не понимает таких простых вещей. Да он про­сто должен молиться на то, что живет в этой стра­не и принадлежит этому (вернее, тому) времени. В любой другой стране он как минимум сидел бы за решеткой, если не на электрическом стуле.

Инакофоб, биорасист, безответственный виви­сектор профессор Преображенский демонстриру­ет поразительную нравственную глухоту. В течение трех недель (!) после «полного очеловечивания», констатированного Борменталем, ни профессор, ни его ассистент не находили нужным дать «новой человеческой единице» (по выражению того же Борменталя) нормальное человеческое имя. Вот вам и социальная адаптация! А когда уставший от анонимности человек решается сам изобрести себе имя и отчество, это вызывает и гнев, и сарказм профессора Преображенского: какой, дескать, иди­отизм, какая безвкусица - Полиграф Полиграфо­вич! Но кто же запрещал вам, Филипп Филиппо­вич, самому окрестить вашего подопытного и тем облегчить для него невыносимо сложную пробле­му самоидентификации? И разве так трудно оце­нить благородство и деликатность Шарикова, не поддавшегося искушению воспользоваться именем мирового светилы, на что он имел, между прочим, все основания. Ведь, по идее, «лабораторному су­ществу» было бы логичнее назваться не в честь ве­домственного праздника, а в честь самого профес­сора - не Полиграфовичем, а Филипповичем, и не Шариковым, а Преображенским. Во всяком случае, Преображенский - столь же родовое имя для это­го нового человека, как и Шариков. Если бы профессор Преображенский открыл новую болезнь, мы бы, возможно, знали болезнь Преображенско­го, мы бы могли знать бациллу Преображенского, шов Преображенского, скальпель Преображенско­го, но невозможно представить, чтобы Преобра­женский дал собственное имя произведенному им на свет человеку, имевшему дерзость жить там, где он родился.

Вообще говоря, все несчастия Шарикова начались именно с квартирного вопроса. А ведь эта квартира принадлежит Шарикову точно так же, как и профес­сору Преображенскому. Профессор должен быть еще благодарен своему созданию за то, что Шари­ков претендует всего лишь на законные шестнадцать квадратных аршинов, то есть на угол, как лицо по­стороннее, а не на половину всей многокомнатной квартиры, как родное дитя профессора.

Другие примеры нравственной глухоты Преоб­раженского.

Вот профессор возмущен видом галстука Шарикова: «Откуда взялась эта гадость?» Эту гадость «ядовито-небесного цвета» подарила Шарикову добрая повариха Преображенского Дарья Петровна. Спрашивается, что помешало самому профес­сору подарить Шарикову один из многочисленных своих стильных и модных галстуков?

Вот профессор обнаружил у Шарикова интерес к чтению книг. Между тем его возмущению нет пре­дела: Шариков, оказывается, читает переписку Энгельса с Каутским, которую подсунул ему Швондер. Спрашивается, что мешало профессору Пре­ображенскому «подсунуть» «Фауста» или «Анну Каренину»?

Шариков появился на свет половозрелым, и это особенно злит профессора и его ассистента. Возможно, ученых головорезов больше бы устроило, если бы либидо Шарикова было обращено на са­мок собак, на сук, но Шарикова, на его беду, влечет к женщинам. Но разве не сам Перображенский пересадил собаке семенные железы человека? Чем же он теперь недоволен? Вместо того, чтобы по­мочь человеку осознать его сексуальную аутентич­ность, Преображенский и Борменталь жестоко пресекают все попытки подопытного (надо ска­зать, неуклюжие, трагикомичные и, во всяком слу­чае, безобидные), проявить себя как существо сек­суальное. Шариков привел барышню, заметьте, к себе домой, на площадь, законно ему принадлежа­щую согласно официальной прописке. Почему-то это возмутило Преображенского. Отказывая Шарикову в праве быть мужчиной, он сам уединяется с барышней у себя в кабинете и пересказывает ей историю болезни Шарикова, то есть выдает тайну его собачьего прошлого. Не подлость ли это? Уже не говоря о том, что профессор медицины самым циничным и преступным образом нарушил клятву Гиппократа. Садист добился своего - женщина ушла в слезах, ведь Шариков сказал ей, что шрам на его голове - это след ранения на колчаковском фронте. Спросим себя: а что другое должен был сказать Шариков? Что был бездомной собакой и бегал по помойкам? Что голову разрезал ему безум­ный вивисектор?

За красивыми разговорами о разрухе в головах людей Преображенский и Борменталь ежевечер­не пьют водку, причем, следуя логике двойных стан­дартов, осуждают алкоголизм Шарикова, не давая ему денег на выпивку. То, что не имеющий дохода Шариков слямзил несколько рублей, расценивает­ся как вселенская катастрофа.

Однако трудно не восхититься волей Шарико­ва обрести подлинную социальность. Он сам себе дает имя, добивается выдачи документов, то есть обретает гражданский статус, и, наконец, не желая материально зависеть от профессора-садиста, Шариков самостоятельно поступает на службу, причем находит работу по призванию, чем дает Преображенскому и его подручному очередной повод для оскорбительного сарказма. Оказывает­ся, отлавливать безнадзорных и больных кошек в Плане санитарно-гигиенических мер городских властей - это однозначно плохо и неблагородно, зато хорошо и даже почетно издеваться над соба­ками, нелегально вживляя в их мозги инородные органы!

Шариков обречен. Профессор Преображенский решается на убийство. Убив человека, он не испытывает угрызений совести. Он убил недочеловека, как ему представляется. Он может найти себе мно­жество оправданий.

Можно посетовать, например, как сетует Борменталь на стечение обстоятельств, на случай: не того человека гипофиз пересадили собаке. Получился Шариков, а мог быть Спиноза. Лукавит Борменталь. Ведь и Спиноза кончил бы так же.

Во-первых, Спинозе тоже где-то надо было бы жить, а 16 квадратных аршинов Спинозе, пожалуй, покажется мало.

Во-вторых, Спиноза, как и Шариков, тоже бы не любил кошек и, несмотря на всю свою мудрость и гениальность, при случае на них бы набрасывался.

Этих двух причин вполне достаточно, чтобы и Спинозу отправить под скальпель.

------------------------------------------------

Прочитано на конференции содружества петербургских фундаменталистов «Интеллигенция-минус» в арт-галерее «Бо­рей». По роковому стечению обстоятельств конференция про­водилась 11 сентября 2001 года.


Другие интересные материалы:
Косые взгляды


Прямая речь социологов и людоведов...
Самоповреждающее поведение детей и подростков с психическими расстройствами
В данном теоретическом исследовании...

ЛВНД - Летучие Вещества Наркотического Действия (бензин, клей "Момент" и пр.)


К Летучим Веществам Наркотического...
Терапевтические подходы при синдроме отмены алкоголя
"В настоящее время для логичного...

Л. Галанкин, Г. Ливанов Длительный...
Наркотики и культура
«Наркомания – результат падения...

Я думаю, главное, что отличает человека от...
 

 
   наверх 
Copyright © "НарКом" 1998-2021 E-mail: webmaster@narcom.ru Дизайн и поддержка сайта Петербургский сайт